"Лев Николаевич к диктовке прибегал редко, писал сам. Но неразборчиво - в его доме существовал своего рода спорт: кто первым разберет не поддающееся расшифровке место из черновиков. Случалось, никто не мог разобрать. Тогда шли к автору. Он наклонялся над рукописью, щурился, вчитывался и наконец, покраснев, объявлял, что тоже не может понять, что тут написано."